«Вся моя жизнь – роман с собственной душой»
М. Цветаева
Марина Цветаева – звезда первой величины на
русском поэтическом небосклоне, а по мнению поэта, лауреата Нобелевской премии
И. А. Бродского, самый крупный поэт XX века.
Марина Ивановна Цветаева родилась в Москве 26
сентября 1892 года, с субботы на воскресенье, на Иоанна Богослова, в уютном
особняке одного из старинных московских переулков. День рождения поэтессы озарён
светом рябины – такого же традиционного символа России, как есенинская берёзка.
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья,
Я родилась.
Спорили сотни
Колоколов,
День был субботний:
Иоанна Богослова.
Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.
Так написала о дне своего рождения Марина
Цветаева.
Из воспоминаний М. Цветаевой: «Когда вместо желанного, предрешённого,
почти приказанного сына Александра родилась только я, мать сказала: «По крайней
мере, будет музыкантша». Когда же первым, явно бессмысленным… словом оказалось
«гамма», мать только подтвердила: «Я так и знала», – и тут же принялась учить
меня музыке… Могу сказать, что я родилась не в жизнь, а в музыку».
Кто создан из камня, кто
создан из глины, –
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело – измена, мне
имя – Марина,
Я – бренная пена
морская.
Из дневника Матери – мамы: «Четырёхлетняя моя Маруся ходит вокруг меня и всё складывает слова в
рифмы – может быть, будут поэт?».
Стихи Цветаева писать начала рано, с шести лет,
причём – сразу по-русски, по-немецки и по-французски. Этому способствовала,
конечно, атмосфера семьи Цветаевых и старинного особняка в Трёхпрудном
переулке, где на шкафах стояли бюсты античных богов и героев, а на книжных
полках размещалась большая домашняя библиотека.
С детства она была погружена в атмосферу А.
Пушкина. Из воспоминаний М. Цветаевой: «…
была картина в спальне матери – «Дуэль»… Первое, что я узнала о Пушкине, это –
то, что его убили. Потом я узнала, что Пушкин – поэт… мой первый поэт, и моего
первого поэта – убили».
Пушкин не был её современником, но стал первой
тяжёлой утратой. Второй потерей стала мать, умершая в 1906 году.
После смерти матери Марина уходит в книги, стихи,
интересуется историей. Училась она много: музыкальная школа, католические
пансионы в Лозанне и Фрейбурге, Ялтинская женская гимназия, Сорбонна.
В 1910 году Марина Цветаева решила напечатать
свои стихи на свои средства. Так была выпущена её первая книга под названием «Вечерний альбом», изданный в
количестве 500 экземпляров.
Моим стихам, написанным
так рано,
Что и не знала я, что я
— поэт,
Сорвавшимся, как брызги
из фонтана,
Как искры из ракет,
Ворвавшимся, как
маленькие черти,
В святилище, где сон и
фимиам,
Моим стихам о юности и
смерти,
— Нечитанным стихам!
Разбросанным в пыли по
магазинам
Где их никто не брал и
не берёт,
Моим стихам, как
драгоценным винам,
Настанет свой черёд.
Сборник заметили, одобрили В. Брюсов, Н.
Гумилёв. Особенно поддержал Цветаеву М. А. Волошин, с которым она вскоре,
несмотря на большую разницу в возрасте, подружилась.
Стихи читала охотно, по первой просьбе, или
предлагала сама: «Хотите, я вам прочту
стихи?»
Милый читатель! Смеясь,
как ребёнок,
Весело встреть мой
«Волшебный фонарь».
Искренний смех твой, да
будет он звонок.
И безотчётен, как
встарь.
Вслед за «Вечерним альбомом» появилось ещё два
стихотворных сборника Цветаевой – «Волшебный
фонарь» (1912 год), «Из двух книг»
(1913 год).
5 мая 1911 года на пустынном, усеянном мелкой
галькой берегу Цветаева познакомилась со своим будущим мужем.
Она собирала камешки, он стал помогать ей –
красивый грустной, кроткой красотой юноша... С поразительными, огромными в
пол-лица глазами.
Есть такие голоса,
Что смолкаешь, им не
вторя,
Что предвидишь чудеса.
Есть огромные глаза
Цвета моря…
Заглянув в них и прочтя всё наперёд, Марина
загадала: «Если он подойдёт и подарит мне
сердолик, я выйду за него замуж!». Из груды камней юноша извлёк один-единственный камень – это был сердолик – протянул его Марине. Камень этот Цветаева хранила всю
жизнь.
Чувство к мужу, огромный поэтический дар
позволили Цветаевой создать лучшие образцы отечественной любовной лирики.
Мне нравится, что вы
больны не мной,
Мне нравится, что я
больна не вами,
Что никогда тяжёлый шар
земной
Не уплывёт под нашими
ногами.
Мне нравится, что можно
быть смешной —
Распущенной — и не
играть словами,
И не краснеть удушливой
волной,
Слегка соприкоснувшись
рукавами.
Мне нравится ещё, что вы
при мне
Спокойно обнимаете
другую,
Не прочите мне в адовом
огне
Гореть за то, что я не
вас целую.
Что имя нежное моё, мой
нежный, не
Упоминаете ни днём, ни
ночью — всуе…
Что никогда в церковной
тишине
Не пропоют над нами:
аллилуйя!
Спасибо вам и сердцем и
рукой
За то, что вы меня — не
зная сами! —
Так любите: за мой
ночной покой,
За редкость встреч
закатными часами,
За наши не-гулянья под
луной,
За солнце, не у нас над
головами,-
За то, что вы больны —
увы! — не мной,
За то, что я больна —
увы! — не вами!
5 сентября 1912 года, в половине шестого утра,
под звон колоколов, у М. Цветаевой родилась дочь.
Из воспоминаний М. Цветаевой: «Я назвала её Ариадной, – вопреки Серёже,
который любит русские имена, папе, который любит имена простые, друзьям,
которые находят, что это салонно…. Назвала от романтизма и высокомерия, которые
руководят всей моей жизнью».
Девочка! – Царица бала!
Или схимница – Бог
весть!
– Сколько времени? –
Светало.
Кто-то мне ответил: –
Шесть.
Чтобы тихая в печали,
Чтобы нежная росла, –
Девочку мою встречали
Ранние колокола.
В 1914 году Серёжа, студент первого курса
Московского университета, отправляется на фронт в качестве брата милосердия.
Через 3 года, 13 апреля 1917 года у Марины
Цветаевой родилась вторая дочь – Ирина.
Из воспоминаний Цветаевой: «Я сначала хотела её назвать Анной (в честь Ахматовой). Но ведь судьбы
не повторяются …».
Из дневника Цветаевой: «Живу с Алей и Ириной (Але 6 лет, Ирине 2 года 7 месяцев) в
Борисоглебском переулке...»
Чердачный
дворец мой, дворцовый чердак!
Взойдите.
Гора рукописных бумаг.
Так! Руку!
Держите направо.
Здесь лужа
от крыши дырявой!
Теперь
полюбуйтесь, воссев на сундук,
Какую мне
Фландрию вывел паук.
Не
слушайте толков досужих,
Что
женщина может без кружев.
Началась гражданская война. В январе 1918 года
Сергей Эфрон вступил в добровольческую армию Корнилова. Был офицером, сражался
с большевиками сначала на Дону, а затем в Крыму, в конце концов, разделил
горькую долю тысяч и тысяч соратников по оружию, оказавшись в эмиграции.
Более четырёх лет Марина Цветаева ничего не знала о муже – жив ли, а
если жив, то где?
Осенью 1919 года в самое тяжёлое, голодное время
Марина по совету знакомых отдала своих девочек в подмосковный приют, но вскоре
забрала оттуда тяжело заболевшую Алю, а в феврале 20-го потеряла маленькую Иру,
погибшую в приюте от голода и тоски.
Из дневника: «Моя
вторая дочь Ирина умерла 2 марта 1920 года – от голода».
Что может быть страшнее этого горя?! Измученная
душевно и физически, она получает милость судьбы – весть от мужа, оказавшегося
в рядах белой эмиграции.
Две руки, легко
опущенные
На младенческую голову!
Были - по одной на
каждую -
Две головки мне
дарованы.
Но обеими - зажатыми -
Яростными - как могла! -
Старшую у тьмы
выхватывая -
Младшей не уберегла.
Однажды в вагоне поезда, мучаясь в полной
неизвестности о судьбе мужа, она написала ему — живому или мёртвому — в тетрадку
письмо: «Если Бог сделает это чудо —
оставит Вас в живых, я буду ходить за Вами, как собака».
Чудо свершилось! 1 июля 1921 года, после трёх с
половиной лет разлуки и двух лет полной неизвестности, Цветаева получает от
мужа первое письмо: «Все годы разлуки —
каждый день, каждый час — Вы были со мной. Я живу только верой в нашу встречу.
Без Вас для меня не будет жизни!»
В 1922 году Цветаева вместе с дочерью выезжает
за границу к Сергею Эфрону.
Из воспоминаний Ариадны Эфрон: «Багаж наш – сундучок с рукописями,
чемодан... Когда проезжали белую церковь Бориса и Глеба, Марина сказала:
«Перекрестить, Аля! …».
А затем... Берлин – недолго, Прага – 3 года,
Париж...
Из дневника Цветаевой: «За 7 лет Франции я бесконечно остыла сердцем...».
1 февраля 1925 года у М. Цветаевой родился сын
Георгий – для своих просто – Мур.
Находясь 17 лет в эмиграции, она постоянно жила
мыслями о Родине. В 1934 году Цветаева написала удивительное стихотворение
«Тоска по Родине». Это стихотворение оставляет впечатление незаконченности,
внезапно обрываясь строфой:
Всяк дом мне чужд, всяк
храм мне пуст,
И всё - равно, и всё -
едино.
Но если по дороге – куст
Встает, особенно
рябина...
Семья Цветаевой-Эфрон вернулась в Россию в
жестокое время. Тех, кто приезжал из-за рубежа, или тех, кто побывал в
командировке за рубежом, считали потенциальными шпионами. В августе арестовали дочь, в ноябре мужа, больше он из тюрьмы не вышел и был
застрелен в 1941 году.
Почти два года Цветаева тщетно пытается отстоять
дорогих ей люде, доказывая их невиновность.
Марина Ивановна осталась с сыном без квартиры,
без средств к существованию.
«Уж
коль впустили, то нужно дать хоть какой-то угол! И у дворовой собаки есть
конура. Лучше бы не впускали: если так...» - это из писем,
разговоров со знакомыми.
В начале второй мировой войны Марина Ивановна
вместе с сыном эвакуировалась в составе писательской организации в Чистополь, а
затем в небольшой городок Елабугу на Каме.
Идёшь, на меня похожий,
Глаза, устремляя вниз.
Я их опускала – тоже!
Прохожий, остановись!
Прочти – слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
Не думай, что здесь –
могила,
Что я появляюсь, грозя…
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к
коже,
И кудри мои вились…
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!
Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед, –
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.
Но только не стой
угрюмо,
Главу, опустив на грудь.
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой
пыли...
– И пусть тебя не
смущает
Мой голос из-под земли.
В Елабуге Цветаева с сыном перебивались
случайными заработками. Ужас безработицы. Трагическое ощущение ненужности,
беспомощности, страх за сына, которого невольно втягивала в лабиринт отчаяния.
«... Я
постепенно утрачиваю чувство реальности: меня - всё меньше и меньше... Никто не
видит, не знает, что я год ищу глазами – крюк... Я год примеряю смерть. Всё
уродливо и страшно... Я не хочу умереть. Я хочу не быть...»
Кризис, тоска, полное одиночество, полная
депрессия. 31 августа 1941 года Марина Цветаева покончила с собой. Её убило
время, которое убивало многих. Здоровы были мы – безумием было окружающее:
аресты, расстрелы, подозрительность, недоверие всех ко всем и вся.
Она ушла, оставив записку сыну: «...Прости меня, но дальше было бы хуже... Я
тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла
жить»... Передай папе и Але – если их увидишь – что любила их до последней
минуты, и объясни, что попала в тупик».
Георгий Эфрон после гибели матери долго
скитался, был эвакуирован в Ташкент, где
учился в школе. В 1943 поступил в Литературный институт, успешно учился, но за
два месяца до окончания первого курса был призван на фронт и погиб в первом же
бою 18 июля 1944 года.
Арианда была реабилитирована в 1955 году, жила
одиноко.
Из дневника Цветаевой: «Мне все эти дни хочется написать завещание... Сами собой складываются
слова завещания. Не вещественного – у меня ничего нет, а что-то, что мне нужно,
чтобы люди обо мне знали: разъяснение, письмо детям:
Милые
дети! Никогда не лейте зря воду, потому что в эту же секунду из-за отсутствия её
погибает в пустыне человек... На свете станет одним бессмысленным преступлением
меньше.
Поэтому
же никогда не бросайте хлеба, ибо есть... трущобы, где умирают без хлеба...
Не
торжествуйте победы над врагом. Достаточно – сознания. После победы протяните
руку …».
Это письмо Марины Цветаевой – не только дочери и
сыну, оно адресовано всем, живущим после. Завещание.
А ещё Цветаева завещала нам свои стихи:
К тебе, имеющему быть
рождённым
Столетие спустя, как
отдышу...
Спустя годы после смерти Цветаевой С.Я. Маршак
ответил на её стихи:
Как и сама ты
предсказала,
Лучом, дошедшим до
земли,
Когда звезды уже не
стало,
Твои стихи до нас
дошли...
В молчанье твоего ухода.
Упрек невысказанный есть.
Б. Пастернак
Комментариев нет:
Отправить комментарий