Обязательно.
Это правильно
написанная книга.
Правильно -
потому что там не «про войну» в смысле движения фронтов и сводок по армиям.
Там про то как
жить, когда война.
Как живут, когда
война...
Как человеком
остаться, когда война....
И как суметь
жить после всего этого...когда ты уже знаешь.
Хухлина Оксан
В одном из эпизодов
герои Дима и Саныч попадают в дом художника, который пишет странные картины.
Одна из них очень сильно затронула героев.
«Саныч поёжился.
– Так вот, люди
какие-то. Одеты странно, вроде все в рубахах белых, а если присмотреться, то и
нет – из под рубах другое просвечивает. У некоторых мундиры старинные, у других
кольчуги, и в форме тоже есть. И это…
Саныч опять
оглянулся.
– Темно,
конечно, было… Но они как живые. Словно
покачиваются. И сколько их непонятно, вроде немного, но если долго смотреть… На
самом деле может и полк.»

В
конце книги уже правнук Димы рассматривает эту же картину:
«Он снова
подносит к носу лупу:
–
Известная… Наиболее известная картина
мастера… Тысяча девятьсот сорок третий год… Ого! Сорок третий! Ты как раз
воевал тогда… А называется то как…
Heaven Host… Heaven, это небо, Host это…
Вовка кусает
губу.
– В компьютере
есть хост, только не помню, как он переводится. Host… Небесный хост, короче. А
кто все эти люди, а? Ничего себе народу, тысяча, наверное… И сзади ещё тени. Будто выступают…
Он приближает
лупу к бумаге, разглядывает пристальнее изображение, водит стеклом, бормочет.
– Как будто
фотография сделана, как живые все… А
некоторые как мёртвые… Вот у этого вся тельняшка в дырках от пуль, а на ногах
стоит. Улыбается ещё. А вот этот ещё… Стой-ка… Это же Гагарин… Точно, Гагарин!
И шнурки развязались!
Вовка уже не смеётся,
лицо серьёзное, напряжённое, губами шевелит.
– Гагарина
знаю… А почему это? Почему тут Гагарин?
Написано же – сорок третий? ...»
…Я не люблю
читать книги о войне, смотреть военные фильмы. Не хочу выходить из зоны
комфорта, не хочу потревожить себя. Зачем расстраиваться, жалеть, презирать,
ненавидеть, сострадать, испытывать боль? Боюсь настоящих человеческих чувств.
Стараюсь забыть... Веркин заставил
меня вспомнить всё: фильмы, книги, документы, рассказы ветеранов, Бухенвальд,
где я была не раз на экскурсии, благо, жила совсем рядом несколько лет… Он
растревожил мою память и мою сытую спокойную жизнь. А главное – я вспомнила
тех, кому обязана миром во всём мире вот уже более 70 лет. Я вспомнила своего
деда Фёдора, воевавшего и пробывшего в плену более трёх лет. Он тоже жалел нас
с сестрёнкой, стараясь не пугать «страшными» рассказами о войне. Вспомнила,
хотя видела только на фотографии, другого своего деда Степана, погибшего в
1941, и рассказы безногого соседа – очевидца его гибели, про которого бабушка
любила повторять: «Пусть без ног, но главное ведь, живой». И фотографии молодых
мальчишек в гимнастёрках на стенах в каждом деревенском доме, весело смотревших
на меня. Облачный полк...
Я вспомнила,
дедушка Федя часто говорил, что воевали в основном совсем молодые, кому не было
и тридцати ещё. Они почти все погибли. Моему сыну около 30, а он мало читал о
войне и прадеда почти уже забыл. А 13-летняя дочка так и совсем ничего не
читала. Сейчас в школе не модно о войне читать…
…После романа
Веркина по-другому начинаешь ценить самое главное, жизнь. И со всей остротой
понимаешь, какое счастье, что живёшь в мирное время, и любой ценой надо этот
мир сохранить, не допустить повторения войны. Никогда!
Бояркниа Ирина
…Повесть
построена как «рассказ в рассказе»: события первой и последней главы
разворачиваются спустя более чем семьдесят лет после Победы. Только ближе к
финалу один раз звучит фамилия Саныча, заговоренного от «пули, боли и неволи»
мальчишки, которого нельзя сфотографировать. Голиков... И вдруг бьёт как током –
да это же Лёнька Голиков, один из пионеров-героев, имя, знакомое с детства. И
вот, не успев перевернуть последнюю страницу, открываешь книгу вновь с самого
начала и читаешь ещё раз, глядя на события сквозь призму нового знания. И это
уже совершенно другая книга. Одна из лучших, что есть у Веркина.
Белова Татьяна
…Бесконечные
переходы, редкие короткие бои, голод и постоянные разговоры о еде,
взаимоотношение людей, быт партизан. И какая-то тоска после прочтения по
чему-то упущенному, не понятому в жизни. Как будто кругом всё не настоящее.
Словно книгу закрыл, а сам ещё остался там, в лесу.